Ей что-то говорили, увещевали не бояться, а Марина чувствовала только безотчётный страх. Всё остальное помнила урывками - только стук сердца в висках, от которого возникало ощущение, что она вот-вот упадёт в обморок, и свои попытки найти взглядом Паоло. Бесплодные, как и чаяния стать для него кем-то важным.    

А когда оказалась одна в комнате, в которую должен был прийти покупатель, её замутило. Лёгкие заполонило вакуумом, страх достиг каких-то безумных пределов.     

Приоткрытая до этого момента дверь открылась шире, и Марина замерла, вцепляясь взглядом в того, кто вошёл в её комнату, и огромным усилием воли осталась на месте. Всё было кончено.

Часть 20

Гостей, собравшихся на аукцион, было совсем немного. Только избранные. Самые богатые, самые влиятельные, самые ненавистные ему сейчас люди этого городка.          

Некоторые приехали на мероприятие с подругами. Кого-то из этих женщин сюда приводило любопытство, кого-то – желание поучаствовать в дегустации того живого товара, что он выставлял на торги. Обычно аукцион проводился им раз в год – в день своего рождения, а главным подарком для него были те бешеные суммы, что он получал за девушек. Казалось, что именно этот, своего рода соревновательный формат продажи поджигал в клиентах особый интерес и аппетит. Хотя при этом все знали – если на торги выставлялась девственница, этот приз достанется только мэру и никому иному, ибо переходить ему дорогу было весьма опасно.          

Именно поэтому Паоло не вмешивался в ход торгов за лот номер три. Лот, черт возьми, номер три. Какое безликое и пустое описание для женщины, которая для него значила столь многое. Хотя никогда прежде его не волновал тот факт, что он торгует девушками, как вещами, но сейчас, когда это касалось Марины, его буквально передергивало от этих трёх слов. И тем невыносимее было для него вынужденное бездействие, ибо пока не оставалось ничего иного, кроме как затаиться на время и позволить мэру думать, что он снова получит то, что хочет.            

Стоя за кулисами и тайком наблюдая за явно перепуганной Мариной, Паоло отчаянно цеплялся руками за бархатную портьеру, комкая в пальцах дорогую ткань в попытке удержаться на месте и не сорваться к своей женщине. Он не виделся с ней до аукциона, не пытался ее успокоить перед этим испытанием и сейчас она, определенно, считала, что он бросил ее на растерзание алчущей публике. Он же просто перестраховывался, предпочитая сначала исполнить задуманное, а затем открыть ей все. Абсолютно все. Себя, свое прошлое и свои чаяния на будущее. И ему оставалось лишь надеяться, что после всего, что он уже сделал, Марина захочет все же остаться с ним. Потому что, идя на шаг, который изменит всю его жизнь, он, конечно, хотел спасти ее, но при этом и себя хотел спасти ничуть не меньше, ибо это исцеление возможно было только рядом с ней одной. И она должна была захотеть быть с ним добровольно, иначе все будет напрасно. И как бы ни желал он похитить ее, заперев с собой рядом и приковав к себе нерушимыми путами, тем не менее, понимал – этот поступок будет равен топтанию на месте, в то время как он хотел оставить позади весь тот ужас, что творил годами и себя, способного на подобное, желал отсечь раз и навсегда тоже.             

Потому что тот наивный мальчишка, которым он был когда-то, снова в нем пробуждался. И вновь верил в чудо, как тогда, когда воображал, что молитвами можно спасти спившуюся мать. И теперь также наивно хотел думать, что его собственную душу, запятнанную и искореженную чудовищными грехами, тоже можно если и не отмыть, то вернуть ей хоть какую-то человечность. Ведь рядом с Мариной он уже испытал намного больше эмоций, на которые считал себя неспособным, чем за всю свою паршивую жизнь. И от того готов был ради нее на все, потому что спасая ее – спасал и себя тоже.              

Когда Марину увели на процедуры, предшествующие приему клиента, Паоло мысленно повторил и ещё раз прогнал в голове все, что должен был сделать. Его план был рассчитан буквально по минутам и любое промедление могло стать фатальным. Заставляя себя не думать сейчас о Марине, чтобы суметь сосредоточиться на выполнении задуманного, Паоло нашел глазами Элю и подозвал ее к себе.             

- Иди за мной, - приказал он коротко и направился к своему кабинету.          

Эля молча шла сзади, но он буквально физически чувствовал ее настороженность. Она была весьма умной девочкой, но главное – он знал, что может ей доверять, несмотря на ее внешнюю колючесть и неприветливость.             

Прикрыв за собой дверь, Паоло сделал знак Эле подойти к столу, а сам направился к сейфу. Накануне он опустошил все свои банковские счета, обналичив имеющиеся средства и теперь собирался совершить едва ли не лучший поступок в своей жизни.             

Вытащив несколько пачек с евробанкнотами – большую часть того, что имел - Паоло положил их перед Элей и сказал:           

- Это ваши премиальные. Поделишь на всех.           

Элеонора взглянула на него с недоверием и сказала:          

- Здесь слишком много. Что происходит, Паоло?           

- Мне казалось, жизнь в «Парадизо» научила тебя не задавать лишние вопросы, - ответил он сухо.           

- И не только этому, - криво усмехнулась она.            

Паоло знал, что Элеонора когда-то была влюблена в Льюиса, проведшего ее по всем кругам инициации, кроме последнего. На финише же испытаний Элю – тоже попавшую сюда девственницей, как и Марина – ждал мэр. После того, как он забавлялся с ней всю ночь напролет, девушка изменилась до неузнаваемости. И то, что она не ушла в дальнейшем из «Парадизо», было скорее следствием безразличия относительно того, что ждало ее после продажи, нежели желания действительно здесь остаться. И хотя она никогда не жаловалась, Паоло было известно, что она не простила ни его, ни Льюиса за то, что была пущена с торгов в лапы извращенца. Ему много лет было абсолютно плевать на ее чувства, теперь же огромная сумма денег, которая ей, наравне с остальными, причиталась, казалась ему ничтожно малой платой за чужую сломанную жизнь. Но ничего ни вернуть, ни исправить, он все равно уже не мог.            

Побросав купюры в кейс, он буквально сунул его в руки Эле и быстро приказал:                

- Иди и будь готова ко всему. Позаботься о девочках, я на тебя надеюсь.          

Он действительно надеялся, что Эля все выполнит. Желание отомстить матери, перенесенное им на весь женский пол, давно угасло, не принеся ничего, кроме саморазрушения и пустоты. И сейчас Паоло хотел думать, что каждая из девочек, выйдя отсюда, сумеет наладить свою жизнь с чистого листа. Как и он сам.      

Возможно, ему стоило созвать их всех вместе раньше, но он опасался возможной паники и сейчас, по встревоженному лицу Эли видел, что не зря. А ведь она ещё умела владеть собой лучше всех.            

- Паоло… - начала было она, но он, кинув взгляд на часы, буквально рявкнул:        

- Иди!             

И Эля, словно ужаленная, стремительно выскочила с кейсом из его кабинета.            

Потайная дверь, располагавшаяся в кабинете за сдвигающимся шкафом, вела в подвал, где находились запасы спиртного. И пока Паоло так быстро, как только это было возможно, спускался вниз, мысли его снова метнулись к Марине. В этот самый момент Сиа – приходящая азиатка-массажистка - должна была готовить ее к визиту мэра. Он дал распоряжение разминать Марину не менее двадцати минут, и теперь ещё успокаивал себя тем, что этот мерзавец не станет накидываться на девушку сходу, хотя от одной лишь мысли, что тот вообще к ней притронется даже пальцем, у него внутри все закипало от ярости. Но единственное, что оставалось ему сейчас – это устешать себя мыслью, что скоро все будет кончено.            

Запах спиртного, стоявший в подвале, бил в ноздри так сильно, что Паоло задался вопросом, не перестарался ли он накануне, когда вылил содержимое бочек и бутылок на пол. Впрочем, у него все было достаточно четко выверено и теперь он мог только молиться, чтобы не произошло никакого форс-мажора.