- Конечно-конечно, - засуетились вокруг, и вскоре я уже набирала номер матери. И пыталась обуздать лихорадочно скачущие мысли. А если эти люди, которые мне помогли, на самом деле знакомы с Паоло и не позволят отсюда уехать? Что станет со мной в этом случае? Меня снова накажут? Запрут в подвале или что похуже? Теперь я уже не представляла для Паоло такой ценности, как раньше, только угрозу, ничего кроме. И всё же я была просто обязана решиться. Мне не оставили выбора.      

- Мама! - выпалила я в трубку, едва заслышав её голос. - Мама, это Марина.     

И когда услышала звенящую тишину в ответ, даже дыхание задержала. А потом… мне пришлось с силой закусить губу, чтобы не разрыдаться, а внутри снова вскипела ненависть к Паоло за то, что именно он заставил испытать родного мне человека. Она причитала, плакала, бесконечно спрашивала меня, жива ли я. Умоляла вернуться домой, а я лишь заверяла её, что со мной всё хорошо.       

- Мам, приезжай за мной на такси, пожалуйста!        

Мой голос звучит истерично, но я не могу держать себя в руках. Кажется, что в любой момент меня вернут в постель мэра или ещё куда похуже. - Запиши адрес.    

Я проговариваю ей адрес, который мне, в свою очередь, диктуют эти «милые люди», и когда кладу трубку, напряжение достигает какого-то сумасшедшего апогея. Оно словно торнадо проносится по телу, сметая все здравые мысли со своего пути.     

- Может, чаю? - осторожно спрашивает одна из женщин, словно я из хрусталя, который может сломаться даже от дуновения ветра. - И давайте мы подыщем вам что-нибудь из одежды. У меня есть платья. Не очень молодёжные, но…        

- Да. Спасибо. И нет. Чаю не нужно.       

Вскакиваю из-за стола и начинаю метаться по кухне. И мысли в моей голове следуют моему примеру. Снова их столько много о Паоло, что меня наполняет злость на саму себя и на него. Щедро смешанная с тревогой, она выворачивает изнутри.      

Мне приносят платье, указывают на небольшую комнату, в которую вхожу с опаской. Сразу же отмечаю про себя, что окно чуть приоткрыто, и если дверь запрут снаружи, я сумею выбраться. Быстро надеваю платье вместо простыни, сую ноги в пару ношеных туфлей, которые мне немного жмут, но с этим вполне можно жить.     

Выхожу из комнаты тоже с опаской. На меня смотрят три пары глаз, в которых читается столько всего, что не могу понять, какого чувства больше. Наверное, любопытства.     

- А вы… вы гостили в этом доме? - всё же спрашивает одна из женщин, устраиваясь на краешке дивана. Он выглядит как часть какого-то антикварного комплекта, и внезапно для самой себя я заметно успокаиваюсь. Это просто обычные люди, которые не знакомы ни с Паоло, ни с его «Раем», который он тут обустроил под самым их носом.      

- Да, гостила. Представляете, я спала - люблю лечь раньше - и тут… Пожар, всё в дыму. А дальше я ничего не помню. Каким-то чудом успела выбежать из пламени.       

Я вдохновенно вру, но никто этого не замечает. Женщины охают, мужчина хмурится и кивает. А я считаю секунды до того момента, когда возле ворот дома притормозит такси, но даже тогда не смогу быть спокойной.          

- Так и есть, вы все были в воде. Простыня, я имею ввиду. Наверное, сработала пожарная сигнализация.    

- Я говорила, нам нужно такую же…      

- В наш дом? Она стоит огромных денег!    

- Это не сигнализация. Она тушит пожар водой.     

- Эти штуки очень дорогие. И не всегда срабатывают. Вон, ты же помнишь, как у Никитиных сарай горел.    

- Там не было никаких сигнализаций…        

- Может. А об особняке этом каких только историй не ходило. Вот и сжёг всё Господь в геенне огненной!     

Они закрестились, и может быть я бы даже горько улыбнулась, если бы у меня на то были силы. Ведь обе женщины были очень близки к правде. И если бы мой взор не упал на ворота, за которыми остановилось такси.       

- Мама! - Я выбежала из дома и помчалась к ней, когда она буквально выбежала из машины. - Мамочка!    

- Мари-рииина! - Голос матери был больше похож на стон, во время которого она пыталась сделать вдох и не могла. - Доченька моя!    

Она прижимала меня к себе с такой силой, что у меня едва кости не хрустели под мамиными руками. Беспрестанно целовала в щёки, лоб, макушку, и я чувствовала себя почти спокойно.     

- Как ты здесь? Что ты? Где ты была всё это время?     

- Не сейчас, мама. Всё дома.     

- А я в новостях смотрю… Пожар. Новость все телеканалы облетела. И ты же здесь была. Ты же сюда, а я… И тут ты звонишь… У меня чуть сердце не оборвалось.      

- Поехали домой, мам, пожалуйста. Я хочу домой.    

- А вещи-то где твои?     

- Больше нету. Поехали домой!     

Я почти что силой усаживаю мать в машину, кивнув напоследок соседям Паоло. И только когда дверца захлопывается и такси отъезжает от ворот, выдыхаю с облегчением. Если только водитель окажется не одним из людей Паоло и не привезёт нас совсем не к дому, я буду считать себя спасённой.    

Какие только мысли не придут в голову, когда ты перепуган до смерти…

Часть 22

В такси мы почти не говорим. Мама прижимает меня к себе, гладит по волосам, шепчет какие-то молитвы и благодарности господу, а я просто вцепляюсь в неё, словно в спасательный круг, и из глаз катятся слёзы. Сама не знаю, что именно оплакиваю - свою любовь, так некстати проснувшуюся по отношению к совершенно неподходящему человеку, своё сердце, которое кажется мне разбитым. Или свою душу, часть которой осталась там, в этом сгоревшем дотла особняке.     

И снова бесконечно думаю. О том, что рассказать матери, как солгать - не ради Паоло. А ради неё же самой. Постепенна история-выдумка приобретает вполне чёткие черты, и как бы отвратительно мне ни было от самой себя, я планирую выдать её за действительность.    

Когда за моей спиной захлопывается дверь в квартиру, где я делаю жадный вдох, впитывая всем своим существом знакомый с детства аромат, мама снова судорожно прижимает меня к себе.    

- Я сейчас чаю сделаю. Супчика сварю. Ты переодевайся, в кухню приходи, будем решать, что делать.     

За этим её «будем решать, что делать», кроется что-то, что посылает по телу новые волны тревоги. Но сейчас мне нужно в душ. Срочно. Хочу смыть с себя всё, прежде всего - ужасающее чувство, царапающееся в глубине нутра. Чувство, что мне плохо без Паоло и непонимания того, что с ним и где он сейчас.      

Я стою под горячими струями, которые бьют по телу, но не приносят ни толики облегчения. Между ног крови не обнаружилось. Ничего не саднит и не болит, и от этого я с облегчением выдыхаю. Возможно, мэр не успел меня трахнуть, когда начался пожар. Снова начинают душить слёзы. Только случайность, которую те милые женщины обозвали божьим провидением, спасла меня от насилия. И отдал меня в руки этому насильнику - Паоло.      

И какое, чёрт побери, основание я имела считать, что со мной всё будет иначе? Мне вспомнились слова Эли, в которых она была права на все сто. Я для Паоло - всего лишь дорогая игрушка, за которую он поимел бы много денег. И мне стоит напоминать себе об этом почаще.     

Когда переодеваюсь в халат и прихожу в кухню, мама уже успевает расставить на столе чашки, тарелку с бутербродами и даже открывает банку с моим любимым персиковым вареньем. И украдкой стирает из глаз безостановочно текущие слёзы.     

Снова обнимаю её, вжимаясь крепко-крепко.    

- Мам… всё хорошо, не плачь. Я дома, - шепчу тихо.     

- Ну, давай-давай, садись, кушай.      

Улыбаюсь, устраиваясь за столом, но к еде не притрагиваюсь. Уверена, мне кусок в горло не полезет. Мама снова суетится, ставит на плиту кастрюлю, наверняка собирается варить бульон.      

- Мам! Подожди. Хватит. Со мной ничего не случилось. Я в полном порядке. Не нужно так переживать.    

Она вытирает руки о передник, роется в шкафчиках, и я впервые вижу её в настолько взбудораженном состоянии.